— Значит, хорош мотаться, — строго сказал Феликс. — А то не ровен час рванёт у тебя крышу и останемся мы без Меченного войной.

И была ли это его собственная догадка или результат последнего перехода через туман, но Дэн начал рьяно стягивать с себя футболку.

— Э, э, потише! — попятился от него Феликс.

Дэн ощупывал рукой плечо, но до всей лопатки никак не получалось дотянуться.

— Посмотри, там должен быть шрам!

Феликс обошёл его, стараясь держаться от него подальше.

— На что он похож?

— Три больших параллельных рубца. На левой лопатке.

— Уверен? Я ничего не вижу.

— А метка Ордена? На той же лопатке?

Дэн почувствовал, как Феликс подошёл и даже для пущей убедительности ткнул с него пальцем.

— Здесь?

— Да, — и он снова попытался дотянуться до них сам.

— Прости, но кроме парочки родинок там ничего нет.

Он снова обогнул Дэна и подал ему футболку.

— Если не веришь мне, можешь позвать свою сестру. Это же она поёт там сейчас в своей комнате?

Алька выдавала фальшивые трели, которые было слышно даже через две двери. По ним даже невозможно было понять, что именно она слушает сейчас в наушниках.

— Я верю, Феликс! Я только что понял, почему Ева никогда не спрашивала меня про этот шрам.

— Наверно, ты никогда не поворачивался к ней спиной, — хмыкнул Феликс, и это был хороший знак — после увиденных сцен он приходил в себя.

— Видимо, да, — согласился Дэн, натягивая футболку. — А ещё потому, что они не всегда есть. Мне рассказывали, что я получил их в школе. Мы с Арсением геройствовали на войне. Но ни я ни он не помним, что было после того как мы вернулись. Нас здорово контузило, но я не помню, как мне зашивали плечо. И эта метка Ордена. Я не знаю, когда мне её ставили.

— Считай, тебе сильно повезло. Её как встарь ставят калёным железом, — Феликс болезненно сморщился. — Обезболивают, конечно, но, сука, палёным мясом воняет до тошноты. Меня клеймил в шестнадцать лет сам Командор, хотя всем остальным метки ставит Клара. Честно говоря, я раньше не верил, что она не смогла. Мне казалось, она сделала бы это с удовольствием, если бы ей позволили. Правда, в последнее время, она как-то размякла. Моя железная мачеха даже плакала. Фу!

Дэн улыбнулся в ответ на брезгливое передёргивание Феликса — ему явно не нравился вид плачущих женщин. Дэн бы не удивился, если сегодня Феликс разочаровался в них совсем.

Глава 13. Возвращаться - плохая примета

Целый месяц она провела дома, и за весь этот долгий месяц он ни разу не позвонил. Она повторяла это себе, собирая в обратную дорогу чемодан. Она невольно ловила себя на этой мысли во время коротания времени в аэропорту. Она твердила себе это в такси. Но, ни разу она не смогла себе ответить на кого из них она обижается больше: на Дэна или всё же на Феликса. И если с Дэном всё было понятно, то Феликс. Его молчание стало для неё загадкой.

Марго не хотела её отпускать. Ей опять что-то приснилось или она гадала, но она несколько раз сказала Вики «Возвращаться — плохая примета», пока та не взорвалась:

— Ба! Я же не с полдороги возвращаюсь. И вообще, можно сказать, еду в гости. Я отдам ему кольцо и вернусь. Домой!

Но Марго всё равно дулась до самого аэропорта.

И вот она доехала. И как не убеждала она Марго, сама она прекрасно понимала, что вернулась, а не приехала в гости.

Ожидаемо холодный приём в доме Майеров. Приехала? Привет!

Ожидаемо пустая комната её будущего мужа. Впрочем, она больше не думала о нём так. Больше не примеряла к своему имени его фамилию. Виктория Шейн, а не Майер, нравилось ей намного больше.

Она по привычке покрутила на пальце кольцо – после перелёта руки опухли, и кольцо сидело на пальце плотнее обычного. И всё же она его сняла. Но оставить на столе с запиской «Возвращаю!» показалось  неприличным, хотя для себя она уже всё решила.

Пустая комната после отсутствия показалась ей могильным склепом. Она присела на краешек стула, не зная, раздеваться ей или лучше поехать в гостиницу. Гостиница казалась уютнее.

— Я только оставлю вещи, — сказала она молчаливому таксисту. Ей не хотелось его отпускать. Тот, что вёз её с аэропорта, был так навязчив, что хотелось засунуть ему в рот кляп. А этот молчал, не курил, ни о чём не спрашивал и даже музыку не включал.

— У вас есть в машине какая-нибудь музыка? — не выдержала она на полпути к замку Гард. Желание покончить с этим замужеством возникло сразу, как только она покинула дом Дэна со своими вещами.

— Только радио, — сказал таксист два слова и ни слова больше.

— Пусть будет радио, — ответила она.

Грязные улицы, серые силуэты деревьев, пятна недотаевшего снега, словно блевотина, на неровной плитке тротуаров. После цветущей Италии всё это нагоняло на неё тоску и стойкое, просто невыносимо желание вернуться.

«Надеюсь, я закончу с этим сегодня. И завтра первым же рейсом полечу обратно». Она не могла сформулировать, с чем именно она покончит, но ей было всё равно. Она не собиралась ни у кого из них вымаливать прощение. Они ей были никто. Она просто вернёт кольцо и уедет. Вернёт и уедет.

Сначала зацветут розы. Потом начнётся сезон клубники. Потом пойдёт черешня. Она даже улыбнулась, предвкушая всю эту красоту, и поймала на себе в зеркале внимательный взгляд водителя. Да, пусть смотрит!

Они всё ехали, становилось всё темнее, и лес всё не кончался. Она не помнила точно, но ей казалось, что с Дэном они доезжали быстрее. И хоть тогда была зима, но с обеих сторон дороги часто виднелись дома с горящим в них светом, и дома без света, целые дачные деревни. А сейчас весна и всё время был лес.

— Вы уверены, что правильно поняли адрес? — на всякий случай уточнила она.

— Вы же сказали замок Гард, принадлежащий семье Иконниковых?

— Да, к сожалению, ни улицы, ни номера дома я не знаю. Но вы сказали, что знаете, где это?

— Да, мы именно туда и едем, — по-прежнему спокойно ответил таксист.

— Но по моим подсчётам мы уже давно должны были приехать.

— Хорошо. Раз вы так настаиваете.

Машина резко затормозила и съехала на обочину. Вики трясущимися руками искала в сумке телефон.

— Дэн! — закричала она в трубку, когда дверь машины резко открылась, и водитель схватил её за руку. — Дэн, умоляю! Помоги мне, Дэн!

Она ещё видела, как с ярко горящим в темноте экраном её телефон полетел куда-то в кусты. И пыталась просунуть руки под сжимавший её горло тонкий трос. И кровь начала стучать сначала в висках, потом в глазах. А потом и во всей голове зазвучал этот набат, словно кто-то бил в огромный колокол. Бум! Бум! Бум!

Свет. Огоньки. Кружащиеся огоньки. Кружащиеся огоньки прямо над ней. Белые кружащиеся огоньки прямо над ней. «Это свет? Свет, в который я должна уйти? Я умерла?»

Она с трудом разлепила глаза. Белые потолок. Белые стены. «Может меня спрятали в большую коробку? В большую коробку из-под обуви. Я в большой белой коробке от обуви». Она снова закрыла глаза.

Звук. Что-то противно пишало. Сначала казалось, что это просто «Пиииииии!», но теперь ясно слышалось «Пип! Пип! Пип!», а ещё что-то хрипло жужжало.

Это «Пип!» хотелось заткнуть, а ведь она уже смирилась, что будет лежать в своей уютной коробочке и никто её здесь не найдёт. Пришлось снова открывать глаза.

Свет. Белый потолок. Белые лампы. Белые стены. Белые жалюзи. Аппарат искусственного дыхания. Она скосила глаза вниз: прозрачная пластиковая маска с трубкой. Она скосила глаза в другую сторону и вдруг всё вспомнила.

Нет! Нет! Нет! Она не могла это помнить. Это просто был сон. Плохой, очень страшный, но просто сон. Аппарат запищал так часто, что ей казалось, у неё лопнули ушные перепонки. Пи-пи-пи-пи-пи-пи-пи….

Боль. Просыпаться от боли было страшнее всего. От света невыносимо резало глаза. От писка закипал мозг. И от жёсткого с силой втискиваемого в лёгкие воздуха болела грудь. Губы пересохли и потрескались. Их невозможно было облизнуть. Хотелось пить, выключить свет, заткнуть уши и закрыть руками глаза. Но руки были так бесконечно далеко, где-то там, где она их больше не чувствовала. Она тянулась к своим рукам и никак не могла дотянуться.