И он что-то подлил, а потом полученное тягучее вещество засунул в тот перегонный аппарат, что получил до этого.

— Вот она и разделилась на флегму, спирт и красные капли, — и он с торжествующим видом показал все три составляющий Арсению, — А дальше ты уже знаешь. Киммерийские тени покроют реторту и внутри неё ты найдёшь истинного дракона, потому что он пожирает свой хвост.

Он отставил содержимое этой реторты и взялся за другую.

— И нам просто непостижимо повезло, что её покусали эти бабочки, — с довольным видом обратился этот престарелый чудик к Дэну. — Ещё десять кубиков её крови.

Дэн послушно вколол иглу Еве в вену.

— Непостижимо, — повторил он, принимая из рук Дэна шприц. — Потому что это чёрный дракон, и от раскалённого угля он загорится и, приняв вскоре лимонный цвет вновь произведёт… — он сделал эффектную паузу и торжественно показал колбу как учитель химии нерадивым ученикам, —… зелёного льва!

Он радовался как ребёнок. И в гробовой тишине стал смешивать две полученных им субстанции.

— Ну, вот и всё! — торжествующе сказал он. — Можно сказать, я превзошёл самих богов. Это горючая вода и человеческая кровь.

Он начал набирать эти горячие ещё жидкости в разные шприцы и прозрачную протянул Дэну.

— Коли, — сказал он, а сам удалился куда-то вглубь лаборатории и притащил оттуда ещё один стул. Арсений хотел ему помочь, но он был в таком возбуждении, что даже не заметил его порыв.

— И благодаря этим замечательным бабочкам, — сказал он, — мы сделаем не одно доброе дело, а целых два. Давай, садись!

Он небрежно махнул Эмме, показывая на стул.

— Я? — на всякий случай переспросила Эмма.

— Ты, ты, ответил он. А ты чего ждёшь? — обратился он к Дэну. — Вводи! Нет, стой, вот на, а то прикусит ещё язык.

 И он подал Дэну металлический шпатель.

— Вики! — снова взволнованно посмотрел на неё Дэн.

Но изображения в её будущем не менялись. Её дочь, лет десяти, двойняшки Изабеллы, и двое детей у Евы с Дэном, мальчик постарше и девочка совсем крошка. И голубые горы, и зелёные поля, и замок Гард, старый замок в Швейцаприи, который начали отстраивать заново.

— Коли! — сказала она спокойно, и он ей поверил.

Ева дёрнулась, и Арсений бросился держать ноги, а Дэн прижимал к креслу её голову. Это длилось не больше десяти секунд, но напряжение, которое держалось, превратило их в минуты, а для Дэна, наверно, вся жизнь пробежала перед глазами.

Её судороги закончились, она обмякла, и только его побелевшее лицо говорило о том, как он за неё боится.

— Ну, а ты как? — спросил Парацельс Эмму, и тогда только все повернулись туда, где он уже сделал ей инъекцию.

— Тошнит, — призналась она.

— Это нормально, — он похлопал её по плечу и снял кулон с её шеи.

И она не исчезла. Она была совсем прозрачной, но уже не бестелесной. Только рука, по сосудам которой растекался красный раствор из шприца, стала плотнее остальных.

— Эмма! — ворвался в дверь Феликс и кинулся к девушке. — Эмма! Что вы тут творите?

И он оглядывался по сторонам, гневно осматривая людей, которые словно застыли в своих неудобных позах.

— Феликс, из Евы делают настоящего алисанга, — сказала Виктория, отлипая от стены и делая к нему шаг. — А Эмме, кажется, возвращают её жизнь.

— Да, это странное золото. Его оставались всего крупинки. Хорошо, что эту лабораторию нашли, — сказал Парацельс.

— Тео, ты мог бы оживить себя, — сказала Анна Гард, малышка на руках которой безмятежно спала. — Ты ведь для этого берёг эти частички.

— А, — махнул он рукой. — Ей важнее.

Он наклонил голову, разглядывая Эмму, как Пигмалион Галатею, как произведение рук своих.

— У неё теперь целая жизнь впереди, а мне и здесь неплохо.

— Дэн! — Ева открыла глаза и испуганно дёрнулась в своих кожаных кандалах. Дэн поспешил освобождать её.

— Ты не торопись вставать, не торопись! — погрозил ей Парацельс. — Процесс это долгий, за один день настоящим алисангом не станешь. Будет и кости ломить, и волосы, наверно, вывалятся, вон видишь как у меня.

Он снял берет, и показал на свою лысую башку с пучками рыжих волос. И видимо его забавлял ужас в глазах девушки, потому что он лукаво улыбнулся.

— Ну, не так, конечно, — от водрузил назад свой головной убор, и Кира подошла, чтобы поправить его. — Но, будь готова!

Гудрун держала за руку Эмму, которая постепенно приходила в себя и становилась всё более похожей на человека, а не на бледное его подобие.

— Господи, — вдруг сказала она. — Я так хочу есть! Я сто лет ничего не ела!

— Семьдесят четыре, — поправил её Феликс.

И Виктории очень хотелось побыть с ними, порадоваться тому, что у Парацельса действительно всё получилось, послушать его истории, которые он вдруг принялся рассказывать, одушевлённый своим успехом, но её требовали к себе боги. И она не могла ослушаться.

В небольшой часовне с витражами в стрельчатых окнах собрались все. Виктория знала, их шестнадцать. Четверо юных богов и двенадцать их предков. Все эти годы они скитались между мирами, не в силах умереть, лишившись дома, детей, власти. И все эти годы они держались друг за друга, находя поддержку в дни отчаяния. Они верили, что этот день придёт, и они не хотели откладывать ни на секунду.

Это должна была быть свадьба. День венчания юных богов, когда их души станут принадлежать друг другу и произойдёт обновление из знаний, их памяти, их способностей. Но за эти века столько всего изменилось, что старые ритуалы пережили сами себя. Это был ритуал обновления, ритуал новой жизни. Прежде чем отдать это людям, они должны были приобрести это сами — веру, силу, свободу, знания, любовь. И они хором читали слова на древнем языке и менялись. И только Виктория знала, как сложится их дальнейшая жизнь. И только Виктория знала, что на самом деле они больше не нужны людям.

Они будут жить рядом, в своём Замке, в том, что теперь зовут Замок Кер, давать мудрые советы, растить новые деревья, спорить со своими детьми, и они останутся частью их мира, но люди превзойдут богов. Что бы ни было предначертано судьбой, люди всегда в силах её изменить, и никакие боги им не нужны для этого.

Эпилог

— Дэн, да прекрати ты мне мешать, — отмахнулась Ева, ставя на стол большое блюдо с запечёной рыбой. — Лучше пойди забери с кухни детей. Антонина Михайловна с ног сбилась, устраивая эту вечеринку, они ещё там крутятся.

— Да, сколько бы поколений не выросло в этом доме, — сказал Альберт Борисович, ставя рядом колбасную нарезку, — а все, видимо, будут любить кухню.

 — Не представляю себе, как мы спрячем этот стол от Эрика, — сказала Изабелла, снимая фартук. — А ведь он просил что-нибудь поскромнее на свой день рождения. Тихий семейный ужин.

— В огромном замке, да с кучей непослушных детей? — сказала Екатерина Петровна, расставляя стаканы.

— А ведь они с Эммой появятся с минуту на минуту. И это они хотели сделать нам сюрприз, объявив о своей помолвке, — продолжала сокрушаться Изабелла.

— Помолвка не такой уж и большой праздник, — сказал Франкин, тоже с блюдом в одной руке. — Вот мы с Тоней никому не объявляли, просто расписались и всё.

И он покрутил ладонью с поблёскивающей золотой полоской на пальце, а покрасневшая Антонина Михайловна смутилась и махнула на него полотенцем:

— Прекрати ты, в самом деле. Нашёл чем хвастаться под старость лет.

— Давно хотел спросить, — Дэн вышел с довольным рыжим мальчуганом на шее. — А когда вы успели познакомиться?

— Боже, Дэн! Это такая давняя история, — сказал Шейн. — Правда, я сам узнал её совсем недавно. Ты же помнишь ту историю с Бессмертной Помещицей, с которой и началась наша с тобой работа.

— Помню ли я? Смешно! — и он спустил вертлявого мальчугана на пол и для придания ему ускорения в нужном направлении легонько шлёпнул его по пухлой попе.

— Когда я думал, что Сара сбежала от меня в картину Шишкина, — сказал Франкин, присаживаясь на один из стульев. — Я тоже рванул в эту «Рожь».