— С этим я могу что-нибудь придумать, — сказал Ватэс. — Я создал один неудачный мир. Что мешает мне создать другой? Правда, Дэн? Ради этого ведь стоит постараться?

— По крайней мере, попробовать точно стоит, — уклончиво ответил Дэн и посмотрел на Еву.

И юная богиня сняла с себя кулон, повесила его снова на Дэна и исчезла вместе со всей своей семьёй.

Дэн вернул кулон Эмме и, прижав к себе Еву, облегчённо выдохнул. И Феликс тоже подумал: «Неужели это всё?»

Боги освобождены и все живы. Такого расклада событий он не ожидал никак.

— Я знаю, как вам хочется принять в душ и отдохнуть, — вдруг сказала Вики. — Но я слышу грязные ругательства горбуна на давно забытом языке, и все они адресованы вам. Он готов, и вам не стоит заставлять его ждать.

Глава 41. Превосходя богов

Если бы ему сказали, что он сделал то, что не смогли сделать все их боги вместе взятые, он бы, наверно, даже не удивился. В своей гениальности Парацельс был уверен, как никто другой, но признанием, которого он не снискал при жизни, не избаловало его и после смерти. Всего он добился сам, своим упорством, своим умом. Если бы не его невыносимый характер. Но может быть именно благодаря ему, он и стал именно таким непревзойдённым.

Виктория смотрела, как обычным мелом он расчерчивает пол в своей лаборатории, и если бы не знала наверняка, что он сделал это с собой, то ни на секунду не поверила бы в успех этой затеи. И тем не менее, он родился человеком. И вырос человеком. Но познакомившись на своём нелёгком жизненном пути с Мартой и узнав про алисангов, придумал формулу, с помощью которой любого человека можно было сделать алисангом.

Всё дело в дозе, — любил повторять он. Всё дело в элементах. И что именно он имел в виду в этом случае, трудно было сказать наверняка.

Ему принесли мокрый пепел сожжённого Дерева, и осколки разлетевшегося куба и он радовался им как ребёнок. «Это лучший, лучший подарок, что получил я за несколько веков!» — повторил он несколько раз.

— Эти глупые люди, они думали, что алхимия, это искусство получать золото или какой-то мифический философский камень. А вы только вдумайтесь. Вдумайтесь! Ал – Химия. Ал! Али-Санг! Они имеют общее происхождение, потому что я знаю, как получить из человека алисанга. Сделать из одной крови совершенно другую кровь.

И он ползал по полу, расчерчивая свои круги.

— Тео, — вмешалась в его работу монахиня, одна из Лысых сестёр, которым Сама вернула голос. — Я знаю место, где точно такая гипоциклоида уже начерчена на полу. И тот четырёхлистник, прости, квардифолий просто идеально ровный. Это совсем недалеко.

— Знаешь, Гудрон, — огрызался он, намеренно коверкая её имя. — Суть не в том, что он идеальный, а в том, что мне нужен трифолий, то есть трёхлистник. — и он вписал в имеющийся рисунок ещё один. И сказал через какое-то время:

 — А на самом деле мне вообще ничего этого не нужно. Но эти рисунки на полу дают мне возможность отвлечься. О, вот и они! — он тяжело поднялся, приветствуя Изабеллу и Арсения.

— Все металлы произошли от смешения трёх субстанций, — пояснял он самому благодарному своему поклоннику, Арсению. — А люди они как металлы тоже сложены из серы, соли и ртути. Сера — душа, это всё, что сгорит.

Он поджёг спиртовку, и яркое пламя взметнулось вверх, но он сделал его совсем невинным, приглушив до голубого свечения.

— А то, что будет дымить это ртуть, дух.

Он соорудил над огнём сложную конструкцию похожую на самогонный аппарат, но менее громоздкий.

— А то, что сгорит и превратится в золу – это тело, соль.

Он составлял на столе в ряд к уже имеющимся там склянкам новые, и не отвлёкся даже, когда, наконец, пришли Эмма, Дэн и Ева.

— Что ж, — сказал он через время, после того как крючковатым пальцем перевернул несколько страниц в своей видавшей виды тетради, — Ждём самого главного участника.

И, конечно, никто его по обыкновению не понял. Даже бывшие лысые сёстры, которых теперь здесь было двое, Гудрун и Кира, мать Изабеллы.

— Я не понял ни одного слова, — признался Дэн, склоняясь над тетрадью и обращаясь к Арсению. — Помню, были нарисованы львы.

— Да, да, я их видел, — ответил Арсений, листая тетрадь. — Один зелёный, а второй красный.

— А вот и она! — воскликнул Парацельс.

Анна Гард всё ещё в рыцарской одежде вошла, держа на руках свою совсем ещё крошечную дочь.

— Лили, — склонился к ней горбун, и лицо его озарила такая искренняя улыбка, что Вики подумала, что не такой уж он и чёрствый каким казался на первый взгляд.

Малышка не спала и вовсю таращила на него свои глазёнки, с любопытством разглядывая свешивающуюся со старинного берета полуистлевшую бахрому.

— Ну, давай! — небрежно махнул он Еве на красивое современное медицинское кресло на колёсах, которое он поставил по центру своих корявых меловых пентаграмм. — Будем делать из тебя человека.

— Хорошо, что ты врач, — сказал он Дэну, пристёгивая Евины руки кожаными ремнями к подлокотникам. — Будешь помогать.

— Ты уверен? — спросил Дэн у него с тревогой в голосе, когда Парацельс подал ему ампулу с лекарством и шприц.

— Предпочитаешь, чтобы она дёргалась в судорогах и была в сознании? — спросил он равнодушно.

Дэн прочитал название на ампуле.

— Снотворное?

— Да, поспит немного, ничего страшного.

— Вики, — вдруг обратился Дэн. — Меня ты не видишь, но Еву ведь видишь? Скажи, она есть в твоём будущем?

Вики могла бы не смотреть. Она уже видела это. Беременную Еву, сидящую на диване в гостиной у Арсения, и Дэна, подкладывающего под её спину подушку. И смеющуюся Изабеллу, разнимающую своих близнецов, темноволосую девочку с янтарными как у матери глазами и рыжего кудрявого мальчика с зелёными. И Арсения, который рядом за столом рисовал для темноволосой девочки лет четырёх фиолетового единорога.

— Единороги такими не бывают, — возражала она. — Они должны быть белыми. Хочу белого!

— Ева, — строго посмотрела на неё Вики. — Не капризничай!

Но Арсений взял следующий лист.

— Давай нарисуем белого, — легко согласился он. — Как можно отказать такой красавице!

Вики теперь знала, что именно Арсений должен был стать её настоящим отцом. Но глядя в её синие глаза, она всегда будет сомневаться в этом…

— Вики! — вывел её из раздумий требовательный голос Дэна.

— Да, Дэн, да. У неё есть будущее, — сказала она, невольно вздохнув. — Уверена оно тебе понравится.

И острая игла в его уверенных руках вошла в вену Евы, и она сопротивлялась накатывающему на неё сну сколько могла, вцепившись в руку Дэна. Потом голова её бессильно свесилась.

— Теперь ты, — ткнул Парацельс в Изабеллу. — Это же тебе она отдала свою кровь? Пришла пора отдавать долги.

Он протянул Дэну ещё один шприц.

— Десять кубиков, — вернул его Дэн, заполненный кровью Изабеллы, помогая ей придерживать согнутую в локте руку.

Эмма, кровь которой взяли, так как ей Ева отдала своё тело, стала следующей.

— Ну, а у тебя душа моя, я возьму совсем немного, всего капельку, — ворковал он над малышкой. И она только удивлённо вскинула брови, когда он воткнул иглу в её крошечный пальчик, и даже не заплакала.

Именно каплю её крови он стал нагревать над пламенем и голубоватый дым собрал в большой прозрачной колбе и заткнул пробкой.

Все с нескрываемым интересом следили за его священнодействием, хотя Дэн слегка и волновался, регулярно проверяя Евин пульс.

— Возьми сын мой философской ртути и накаливай, пока она не превратится в зелёного льва, — пояснял он вслух свои действия, если это только можно назвать пояснениями.

И в колбе у него действительно что-то позеленело.

— Прокаливай сильнее, и она превратится в красного льва.

Он голыми руками держал эту колбу, покрасневшую, видимо, от его заклинаний.

— Теперь на песчаную баню, — и он перелил содержимое в стакан с широким горлом. — Теперь виноградный спирт.