— Боюсь, — созналась Ева.

— Я тоже. Давай бояться вместе? — и она протянула ей руку.

— А Дерево отсюда далеко?

— Хочешь зайти?

«Спрашиваешь!» — хотела ответить Ева, но не успела. Они резко повернули, и в открытые настежь двери она увидела ЕГО.

Громадное, величественное, монументальное, оно возвышалось по центру зала, и остро чувствовалось, что именно оно было первично, а эти стеклянные стены были построены вокруг него. От него веяло древностью, эпосом, страшными сказками и героическими легендами. Оно само было легендой, в которой давно перепутались правда и ложь.

Ева застыла перед ним, забыв, откуда она пришла и куда идёт. Расползаясь корнями, плотно скручиваясь в стебель, нависая ветвями, оно завораживало, парализовывало, вызывало суеверный ужас и священный трепет.

Ева чувствовала исходящую от него силу, но эта сила не тянула её к себе, она тянулась к ней. Медленно-медленно, словно во сне, одна из веток стала расти, хрустя и потрескивая, как живая рука суставами и, замерла над головой девушки. С неё сорвался плод и упал прямо Еве в руки.

Ева вздрогнула и видение исчезло. Она подняла голову — ближайшая ветка была от неё в десятке шагов, но в руке у неё остался бледно-жёлтый прозрачный плод.

— Мы должны идти, — тронула её сзади за рукав женщина, и, поворачиваясь, Ева спрятала плод в карман.

Ева ждала допроса, вооружённой охраны, воя сирен, даже звонко лающих злых собак, рвущихся со своих поводков разорвать преступницу в клочья. Но всё тот же одинокий швейцар открыл им двери и отдал честь двумя пальцами.

— Знаю, знаю, руку не прикладывают к пустой голове, — сказал он им в спину, словно прочитав Евины мысли.

Откуда она знала этот голос? Думать об этом было некогда, её ещё трясло от страха и туман уже принял их в свои плотные влажные объятия.

Ева ещё успела подумать, что они останутся в этом тумане, как они уже стояли на утёсе. И внизу уже не было видно не зги, а над ними — бесконечное небо со звёздами и серпик Луны.

— Всегда хотела знать, что держит её возле Земли, — Анна задержала свой взгляд на Луне, которая казалась сейчас так близко — руку протяни.

— Закон всемирного тяготения, — уверенно ответила Ева, хотя её ещё трясло от страха, а может уже от холода.

Но женщина только засмеялась в ответ, словно Ева сморозила какую-то глупость:

— Это миф. Его не существует.

И Ева хотела возразить, но стоя в другом измерении без тела на одиноком утёсе, существующем вне пространства, только что пройдя сквозь межпространственный туман, как-то не повернулся язык. Она мысленно подставила к мерцающему серпу палочку, как учили в детстве, и получилась буква «Р»:

— Растущая, — сказала она и взяла Анну за руку.

Только за то, чтобы это увидеть, стоило смотаться в Замок Кер. Феликс расхаживал по палате с орущим на его руках младенцем и говорил нараспев:

— Сей-час ма-моч-ка при-дёт, и всё бу-дет хо-ро-шо… Ева! Ну, наконец-то! — и он сунул Анне в руки свёрток, словно это была граната без чеки. — Я уже хотел звать кого-нибудь на помощь. Она, наверно, есть хочет, или мокрая, не знаю. Целых десять минут орёт. Уф!

Он обессиленно упал на стул. Невозмутимый непрошибаемый Феликс сдулся за каких-нибудь десять минут? Да у этой малышки талант!

И Анна прижала к себе девочку — для неё сейчас никого больше в этом мире не существовало, а Ева сказала:

— Бедненький! Совсем измучился.

— Ева?! — он подскочил со стула на её голос, для него раздавшийся в пустоте. — Получилось! Ева, боги, как я рад!

Он в доли секунды выдохнул и прижал её к себе. Первый раз он обнял её. Прижал к себе так же крепко и нежно, как только что мать свою новорождённую малышку. Но как же она рада была вернуться!

— Феликс, как я хочу домой! — Он пах дорогими духами и маленьким ребёнком, которого только что держал на руках. — Знаешь, давно хотела тебе сказать… выкини эти духи!

— Я думал, под словом дом ты имела в виду свою квартиру, — он вальяжно развалился на диване, пока Ева как ненормальная прыгала по гостиной, радуясь своей долгожданной свободе.

— И свою квартиру тоже, но сначала я хочу вернуть себе себя.

Они ждали Изабеллу или Арсения, или их обоих вместе.

— Ева! — Изабелла стиснула её в своих объятиях, ничуть не церемонясь, и это было покрепче целомудренных объятий Феликса.

— Бэл, я хочу с вами! — сказала Ева, когда девушка её, наконец, отпустила.

— Конечно! Мы отправили Альберта Борисовича к жене, так что его номер в гостинице свободен. Как же я рада тебя видеть! — Она снова хотела её обнять, но затормозила, что-то вспомнив: — Хотя зачем тебе номер? А, неважно! Главное, ты вернулась!

— Я бы с удовольствием к вам присоединился, — сказал Феликс, вставая, — но у меня дела. И, если позволите, дамы, но я вас покину.

— Мы прилетим всего через пару дней, — сказала Изабелла.

— Звучит странно. Думаете откопать в этом ведьмовском замке пару летающих мётел?

— Почему нет? — ответила Ева. — Но будет здорово, если ты приедешь встречать нас в аэропорт.

— Надо посмотреть в ежедневнике, смогу ли я снести такое серьёзное мероприятие в свой график, — улыбнулся он.

И Ева уже замахнулась, чтобы стукнуть его, но он предусмотрительно исчез.

Глава 20. Любимые мозоли

После сгустившихся над Эмском сумерек попасть в яркое солнечное утро было неожиданно. А после упоминаний Изабеллой гостиницы, Ева рассчитывала на тихий гостиничный уют, а оказалась на окраине леса. Лес шёл от просёлочной дороги резко вверх, вниз расстилались луга. После искусственного света гостиной, в которой они только что находились, яркость, что была повсюду, резала глаза. Невыносимое синее небо, слепящее оранжевое солнце, ядовитых оттенков зелень и в довершение ко всему — пронзительно-красный маленький автомобиль, возле которого они оказались.

— Господи, меня сейчас стошнит от этого буйства красок, — сказала Ева, прикрывая рукой глаза.

— Надеюсь, не на меня, — голос Арсения раздался совсем рядом. — Рад тебя слышать!

— Взаимно, — убрала она руку, рассматривая парня. В этой кепке, футболке-поло и летних брюках он был похож на гольфиста. К тому же опирался одной рукой в перчатке на что-то похожее на клюшку для гольфа, — Это что у тебя в руке?

— Лопата, — показал он, поднимая предмет, который действительно был небольшой складной лопатой, сверкавшей своей полированной и нетронутой металлической чистотой. — Это всё, что здесь удалось прикупить из инвентаря.

— Да, — почесала Ева макушку. — Чувствую, раскопки затянутся.

Он аккуратно прислонил своё орудие труда к машине.

— А вот теперь я тебя вижу и с удовольствием обниму. Рад, что ты вернулась! Здорово, что присоединишься к нам.

— Честно говоря, я больше хотела присоединиться к своему телу, — улыбнулась ему Ева, понимая, что до этого они находились в разных измерениях.

— Эмма уже наверху, хотя идти, скажу тебе честно, ей пришлось прилично. Нас отец сразу притащил на развалины. А она поднималась сама.

— Да, да, и она уже ждёт не дождётся, что ты, наконец, освободишь её от этого бренного тела, и её перестанут мучить мозоли, которые она уже успела натереть, — сказала Изабелла, вылезая из машины с упаковкой лейкопластырей в руках.

— Тебе с этим инвентарём тоже придётся топать в гору, — напомнила Изабелла Арсению.

— Ничего, если мне надоест, я его тупо брошу, — пообещал он.

— Тогда, до встречи! — сказала девушка и взяла Еву за руку.

Эти заросшие мхом и плющом камни действительно были похожи на развалины. На очень древние развалины. Если эти останки каменных стен и были видны снизу с дороги, то только зимой, когда на деревьях нет листвы и только высоко задрав голову. Всё, что сохранилось от когда-то огромного величественного замка Гарденштайн — это густо заросшие лесом, беспорядочно расположенные, разрушенные почти до основания небольшие постройки, которые Еве напоминали что угодно, только не замок: заброшенную стройку, старое бобмоубежище, декорации для игры в пейнтбол.