Возле гроба на пустом кладбище они стояли вчетвером: Дэн, Эмма, Волошинская и дед Мещерский. Во всей деревне за столько лет не осталось ни одного человека, который бы помнил гилякскую девочку, дочь купца Ланца, взявшую фамилию своей сводной сестры по мужу Купцова. Она прожила трудную жизнь, наделала много ошибок, но выполнила свою клятву перед чужим богом. Они пришли проститься с ней. Они будут помнить её такой. Не боявшейся смерти. Мудрой и сильной. И пусть её примут её древние боги!

Этот апрель на кладбище так был похож на ноябрь. Тоже серо, голо, неуютно. Те же жухлые листья и среди деревьев местами снег. Но солнце припекало совсем по-летнему, и из-под неприглядной листвы уже пробивалась молодая трава. И девушка, которая плакала у него на груди, была так похожа на Еву, но это была не она.

На свежей могиле поставили простой деревянный крест из двух перекладин, написали дату смерти и две буквы: «Е.К.» Кто-то подумает: «Евдокия Купцова», а кто-то скажет: «Кэкэчэн Елагина». Её жизнь осталась тайной, пусть её смерть тоже будет загадкой.

Эмма бросила последний взгляд на могилу и, подняв голову, осмотрелась:

— Боги всемогущие, Дэн что это?

Все сопки вокруг кладбища покрылись лиловым.

— Загадывай желание! Багульник цветёт!

Глава 16. Ангел

До назначенного срока оставалось две недели. Ева и ждала этого дня с нетерпением, и боялась. Ходить по лестнице стало совсем невыносимо, и она перебралась жить в гостиную. Оказалось, там самый удобный в доме диван. А на самом деле она стала тяготиться одиночеством, вынужденным бездельем и бесполезностью. Здесь же всё время кто-то был, что-то происходило, пусть даже у повара подгорал пирог. Зато Ева узнавала это первой — сначала по нецензурной итальянской брани, потом по запаху горелого бисквита — и ей это нравилось.

Сегодня было на редкость скучно и немноголюдно. Дэн уже несколько дней как не вылазил с Сосновки. Эмма настояла на своём и полетела в Швейцарию. Буквально пару часов назад к ней присоединились Альберт Борисович, Арсений и Изабелла. Что делал Феликс, ей было неизвестно, и он, к несчастью, не обязан был ей докладывать.

«Я не поняла, — писала ей Роза в очередном своём комментарии к её «книге», — как это письмо может быть отправлено из будущего в прошлое. Ещё и Почтой России».

К счастью, на этот вопрос она знала ответ. Не всё пока мог объяснить ей Дэн, не всё понимал сам, но про штамп на конверте ответ у него был.

«Наверно, в будущем он так и остался работать в своём институте и в Доме престарелых в Сосновке. И этот лист с письмом просто вложил в конверт со штемпелем, который у него сохранился от другого письма, которое ему пришло из его института. Иначе ему бы никто не поверил. Он взял этот конверт и принёс его в прошлое. Надеюсь, ты поняла?»

Жаль, что разница во времени позволяла полноценно общаться лишь несколько часов в день. И пока эти благословенные часы ещё не настали.

Она открыла последнюю главу и дописала туда то, что только что ответила подруге. Получится ли ей дописать эту книгу? Она каждый день заглядывала в глаза Дэна, но не видела в них ту невыносимую тоску, что была в письме. Хотя в последнее время он был сам не свой. Осунулся, похудел, и Ева чувствовала — что-то его угнетало. Что-то, чем он не мог поделиться ни с кем. Ева пробовала допытаться у Феликса, который был сейчас к Дэну ближе всех, но из камня воду выжать было легче. Секреты Дэна он хранил сильнее, чем швейцарский банк сбережения клиентов.

Швейцария. Мысли снова сменили направление. Эмма сообщила, что прекрасно долетела. Ева ни за что бы ни полетела в незнакомую страну, имея на руках лишь странную легенду, найденную в архиве и примерные координаты разрушенного замка, но Эмма собиралась. Никто, конечно, и не отпустил бы её одну. Всё же она определённо сумасшедшая!

Как не хотелось вставать, а всё же пришлось — она уже третий раз за последние полчаса ходила в туалет. Вроде и продукты все были свежие, и воды много не пила, но живот тянуло и тянуло. И главное ведь — ничего. Вот и опять, дошла, посидела. Ничего, но вроде полегчало.

В последнее время малышка бушевала всё чаще. Толкалась, ворочалась. То и дело Ева чувствовала то её выпирающие локотки, то коленки. С утра она едва дала ей поесть. Но сейчас успокоилась, и Ева почти наслаждалась этим спокойствием, если бы не эти странные позывы в туалет.

После того, как доктор сказал, что будет девочка, они часто развлекались тем, что придумывали ей имена. И хотя Ева твёрдо сказала, что имя ей будет давать мать, Арсений с Альбертом Борисовичем то и дело упражнялись, придумывая имена, которых и в природе то не было. Хотя, сегодня в утра вот вспоминали Америку.

— Назовём её Небраска, — предложил Арсений.

— А может Алабама? — спросил его отец. — Ева?

Еве отводилась роль переводчика. Положив руки на живот, она должна была определять, нравится это имя малышке или нет.

— Не Алабама, — ответила Ева, делая вид, что прислушивается.

— Может Дакота? — Арсений со своими энциклопедическими знаниями всегда побеждал количеством предложений даже без Лулу.

— Южная или северная? — спросил его отец.

— Джорджия? Ева? — Арсений смотрел умоляюще.

— Нет, она не согласна, — ответила Ева.

— Каролина?

— Тоже нет!

— Когда вы уже прекратите, — возмутилась Изабелла. — Имя ей нужно давать согласно правилам.

Она открыла свой потрёпанный буклетик, который ей выдали ещё когда она хотела пойти в монашки.

— Какое тебе поставили число? Двадцать шестое мая? Смотрим. Двадцать шесть — это буква Э. В этом году разрешены: Элеонора, Эмилия, Элла и Эванс.

— Разве Эванс женское имя? — удивился Альберт Борисович.

— Не знаю, — пожала плечами Изабелла. — Здесь так написано.

— Если на «Э», давайте назовём её Энджи, — предложил Альберт Борисович.

— Может просто Анжела или Ангелина? Все они означают Ангел, — ответил Арсений.

— Нет! — очень эмоционально возразила Изабелла.

— Зачем нужен этот твой талмуд, если она всё равно будет неучтённым алисангом? — возмутился Арсений. — К тому же рождённым по любви.

— А вдруг к ней прилетит настоящий Ангел? Тогда ей понадобиться правильное имя. И она будет настоящим алисангом, а не незаконным. И она пойдёт в настоящую школу и у неё будет настоящий Бал Выпускников.

— Да, настоящее детство, настоящие друзья алисанги, — поддержала её Ева.

— И она будет счастливой девочкой, которая вырастет в счастливом мире со счастливым будущим, — ответила Изабелла, и трудно было ей возразить.

Все они так надеялись на это, и понимали, что именно от них зависит каким, оставят они этот мир маленькой девочке, которой они так самозабвенно придумывали имя.

Ева снова расчувствовалась, вспоминая, и попыталась набрать Дэна. Он был недоступен. В последнее время он был недоступен почти всегда.

«Знаешь, а ведь ты сама виновата, что всё стало так плохо, — заявила ей Роза на днях. — Ну, не в том смысле, что вот прямо ты. Я имею в виду Еву, которую ты написала. Зачем она меняла прошлое? Может быть, всё на самом деле было совсем не так? Может быть, его заставили так сказать? Может быть, он взял на себя чужую вину? Но она сказала это, зная, что обладает каким-то волшебным голосом и всё изменилось. Теперь Виктория родит Дэну ребёночка, и будут они жить долго и счастливо и умрут в один день.

— На счёт счастливо — это вряд ли, — ответила Ева, хотя ей нестерпимо хотелось сказать: «Этому никогда не бывать!»

— А так, может, родила бы девочку от Лоренцо. Ну, пожалуйста, пусть будет девочка и от Лоренцо! Ты же автор!

— Роза, даже, если это и мог быть ребёнок от Лоренцо, то это будет мальчик! Мальчик, иначе она бы не избавилась от своей Бирюзовой чумы.

— Черт! Сколько уже? Пятый месяц, а они всё помолвлены?

— Да.

«Да, да, да, да! Да! Они помолвлены, она в Италии, беременная его ребёнком, он здесь. Я в чужом теле беременная чужим ребёнком. И я изменила прошлое».