— Швейцар, который открывал нам двери. Он говорил твоим голосом.

Правда? Какая прэлэсть! — сказал он, подражая Фаине Раневской.

И он хотел ещё что-то добавить, но Ева его перебила:

— Хватит! Теперь я как никогда уверена, что это был ты.

И Ева вспомнила благородное лицо швейцара и никак не могла увязать его с этим язвительным чудовищем, что снова жило у неё в голове.

Да, да, — неожиданно сдался Баз. — Допустим, это был я. И что?

— Не знаю. Ты мне скажи.

Я тебе уже два раза сказал: нам направо, а ты до сих пор стоишь как верстовой столб.

Она поняла, что настаивать бесполезно и послушно пошла. Правда, снова повернула налево, но потом опомнилась и выбрала нужное направление.

Что видишь?

— То же что и везде. Лес, старые камни. Снова подъем в гору.

Вот, это оно! Девичья башня стояла на самом высоком месте замка и казалась самой высокой, но на самом деле была ниже всех. В ней держали девиц на выданье, или тех, что не смогли выдать. Иногда вдов бывших владельцев замка. А мёрли владельцы, к слову сказать, часто, потому как непрестанно воевали.

— Я должна позвать остальных!

— С чего ты решила, что башня Парацельса именно это? — спросил Арсений, устало заваливаясь на траву.

Подъем был трудный, и разговаривать по дороге не получилось.

— Мне сказал Бази, — призналась Ева.

— Серьёзно? Он вернулся? — воскликнула Изабелла.

О, да! Как любимая мозоль!

— Уверена, что это он? — скептически улыбнулся Арсений.

— Уверена, — улыбнулась Ева.

Вижу, девочка, которую ты не видишь, здесь самая умная.

Эмма, которую Ева действительно не видела, промолчала. И Ева даже не была уверена, здесь ли она.

— Эмма?

— Я здесь, здесь! — прокричала она откуда-то издалека. — Посмотрите, какая красота!

Ева пошла на её голос и вышла из леса. Оказалось, они не дошли совсем немного. Оставшийся от башни холм и уверенно обозначенные разрушенными камнями её круглые очертания были совсем близко.

С холма открывалась завораживающая картина! Приторно-зелёные луга, яркие и бархатные, с редкими жёлтыми полосами каких-то цветов. И тёмно-зелёный лес за ними, то тёмный, то зелёный. А вдалеке в это нереальное буйство зелени врывались белый и красно-коричневый. Маленькие, словно игрушечные домики с коричневыми крышами, выкрашенные в белый или красный цвет. Но это безумие цвета не раздражало — несмотря на всю свою яркость, оно было настоящим. И Ева, которая невольно, но первый раз была за границей, решила, что навсегда влюбилась в Швейцарию. Потому что в это невозможно было не влюбиться.

— Подозрительно знакомый пейзаж, — сказала, подходя к ним Изабелла.

— Хочешь сказать, что уже видел это? — спросила Эмма.

Она хочет сказать, что уже здесь была, — подал голос Баз.

— Он говорит, что ты здесь была, — сказала ей Ева.

Если что, то ты – тоже.

— Кто? Я? — спросила Ева.

— Тео сказал, что на камне, который открывает проход вниз, должны быть вот такие знаки, — и Арсений показал им рисунок.

И Ева с Изабеллой переглянулись. Да, похоже, они действительно были здесь.

— Серьёзно? Вот такие? — Изабелла еле сдерживалась, чтобы не засмеяться. — Тебе самому они ничего не напоминают?

— Да, я помню с каким трудом они мне дались, — Ева тоже улыбалась во весь рот.

— Здесь были…, — хотела она написать, но написала только «ЗДЕ».

— Кончайте ржать! Это греческие буквы, — перебил их Арсений.

— Они получились греческими, потому что невозможно было написать «З» круглой, — ответила Ева. — Арсений, прости, но это действительно написала я.

— Вот они! — закричала Эмма.

И они пошли на её голос.

Но те буквы, что сейчас нашла на старых камнях Эмма, не были Евиными. Они были похожи, но камень, в котором их выдолбили, повторив, был твёрже. Ева ни за что не процарапала бы шампуром ничего подобного. Глубокие борозды букв за века забились пылью, в них выросла трава. И взяв сухую палочку, Ева начала освобождать их от грязи. Они были больше, но это были те самые, процарапанные ей когда-то «ЗДЕ».

— А теперь точно придётся копать, — обречённо сказал Арсений, и воткнул лопату в плотно заросшую корнями растений почву.

Они пытались копать по очереди, но девчонки сдувались уже минут через десять, но даже за такое короткое время успели набить мозоли на руках, поэтому Арсений больше не давал им лопату.

Солнце казалось мягким, но уже через час после того как он снял промокшую насквозь футболку, спина у него покраснела. Изабелла заставила его одеться. Она же принесла из машины и несколько пар рабочих перчаток, которые не взяли сразу, а ещё бутылку воды и бутерброды. Короткий перекур придал всем сил, и они продолжили раскопки.

Теперь они работали все вместе, выворачивая из земли, обвалившиеся внутрь башни камни стен, и судя по тому сколько сантиметров от верха наметившейся двери им удалось освободить, работать им придётся ещё пару недель, не меньше.

— Я боюсь даже не того, что мы не докопаемся донизу, — сказал Арсений, вытирая рукой текущий по грязному лицу пот. — А того, что мы привлечём ненужное внимание. — Ева, тебе нужно уходить. Все мы просто исчезнем в случае чего. А тебя привлекут к ответственности. И, боюсь, швейцарская тюрьма тебе не понравится.

— Эмма, у тебя же был ещё какой-то план. Посетить что-то, здесь недалеко, — напомнила ей Изабелла. — Может, вы сходите, а мы всё равно пойдём за помощью.

У Евы сложилось впечатление, что Изабелла норовила от них избавиться, видимо, этой помощью должен быть Дэн. Ева кивнула и прихрамывая на обе стёртые ноги, молча пошла за Эммой.

Она вспомнила взгляд, которым одарил её Дэн на прощание и ей стало не по себе. Как бы ей не хотелось его увидеть, ей вдруг стало страшно. Потому что уже никогда не будет всё по-прежнему. Так много времени прошло. Всё изменилось, они изменились. Пусть Ева знала, как всё было на самом деле, но Дэн всё ещё помолвлен с Викторией и для него данные обещания не пустой звук. Пусть Ева знала теперь правду, но Дэн знал её всегда. И осознание того, что для него сегодня ничего не изменилось, и возможно, он больше и не хотел ничего не менять, причиняло боль сильнее, чем раскалывающиеся виски и кровоточащие мозоли. Душевные муки приносят нам намного больше страданий чем физические, теперь Ева точно это знала. Дэн был не просто любимой мозолью, он был вечно свежей кровоточащей раной в её сердце.

Глава 21. Кровавые руки прошлого

Целый месяц она провела дома, и за весь этот долгий месяц он ни разу не позвонил, не приехал, не написал. Она повторяла это себе, собирая в обратную дорогу чемодан. Она ловила себя на этой мысли в пятый раз, перечитывая одно и то же предложение в журнале, который взяла с собой в поезд. Она твердила себе это сидя в аэропорту. Но, ни разу она не смогла себе ответить на кого из них она обижается больше: на Дэна или всё же на Феликса. И если с Дэном всё было понятно, то Феликс. Его молчание стало для неё разочарованием.

Марго не хотела её отпускать. И хоть Вики уверяла её, что ничего с ней не случиться, упрямую старушку переубедить не удалось. Она слёзно распрощалась со своей псиной и стойко переносила вместе с Вики все тяготы дороги.

— Надо же, здесь наливают домашнее вино! — Марго присела рядом с Вики на жёсткое кресло в столичном аэропорту, держа в руках пластиковый стаканчик с мутной бордовой жидкостью.

— Умоляю тебя, только не пей это! — приложила Вики руку к груди, но Марго посмотрела на неё как на умалишённую: — Я заплатила за это сто семьдесят ваших рублей. Это сколько же будет в евро?

Она сморщила лоб, пытаясь посчитать, но у неё так и не получилось:

— В-общем, до хрена. Поэтому я выпью, даже если они разводят его ослиной мочой.

Спорить с ней было бесполезно, и Вики только сокрушённо покачала головой. К счастью, видимо, вино разводили чем покрепче, поэтому Марго проспала как младенец весь полёт до Эмска. Только когда объявили, что самолёт приступил к снижению, и попросили пристегнуть ремни, Марго ожила и бодро уставилась в иллюминатор изучать чёрно-белый пейзаж, расчерченный плавными изгибами рек.