— Иом? — он удивлённо уставился на внезапно появившийся на его груди кулон.

— Да. Я не знаю, что она в тебе нашла, — продолжила свой монолог Таэл, словно он мог её слышать. — Но её сердце всегда принадлежало тебе. Так что, бери!

Он поднёс к глазам крошечное сердечко, и Таэл показалось, что в его ладони оно стало биться сильнее и стало ярко-алым как угли в костре. И, может быть, всему виной лишь кривые всполохи огня и тёплое вино, но в его глазах заблестели слёзы.

Встречать пришедшую с победой армию оказалось весело. Музыканты играли, цветные ленточки развевались над головами, ароматные запахи возбуждали аппетит и хмельные напитки текли по улицам рекой.

Первый отряд ступил на главную площадь, едва солнце стало клониться к западу. На белом коне во главе отряда гордо восседал главнокомандующий (нет, ещё не Эмэн, а их отец Аман). Он произнёс пламенную речь, обращаясь к жителям, про то, что они одержали победу и страна под надёжной защитой, и всякое такое бла-бла-бла… А потом красиво слинял, предоставляя своей армии право на растерзание приготовленных угощений и аппетитных селянок, ради такого дела сбежавшихся в столицу со всех уголков страны. Сегодня каждый воин вправе выбрать себе жену и её признают законной, а наследника законнорождённым. И жрецы всех храмов уже с утра натирали пальцы противомозольной мазью, готовясь фиксировать браки.

Все юные некоронованные боги тоже были на своих местах. В их обязанности входило эти браки подтверждать. Сидела и Таэл в своей мраморной истуканше. Сидела и Уна в своём неизменно голубом платье у подножия её статуи. Сидела печалилась. И было чему. Ратвиса ни в передовом отряде, ни во всех остальных не было.

Таэл на всякий случай проверила, не замыкал ли он шествие. Нет, нёсший их яркое шестицветное знамя замыкающий заехал в распахнутые ворота и сдал полотнище на руки специальным людям. Те унесли его чинить и вытряхивать дорожную пыль, а Ратвис так и не объявился.

Заглядывающие в храм хихикающие подружки, которые, видимо, именно за этим и приходили — посмеяться над зазнайкой — добавляли изрядное количество масла в огонь её отчаяния. И она готова была вот-вот разразиться слезами. Целым потоком слёз. А слёзы Таэл не любила.

— Ну, что? Дохвасталась? — спросила её Таэл, чувствуя, что корсет на девушке сегодня затянут туже прежнего.

— Его, нет, моя Богиня! Нет! — её голос тонул в шуме, доносившимся с площади через распахнутые двери.

— А ты, конечно, уже заняла очередь к жрецу? — спросила Таэл, краем глаза рассматривая первые парочки, которые забежали в храм по-быстренькому пожениться.

— Ты тоже смеёшься надо мной?

— Ты сама виновата! Придумывала, хвасталась на всех углах.

— Говорят, если то, чего хочешь больше всего в жизни представлять уже случившимся, оно обязательно случится!

— Боги всемогущие, какое мракобесие! Это кто ж тебе такую глупость сказал?

— Люди говорят, а им сказали человеки! Некоторые из них приходили в дальние селения. Приехавшие девушки такое про них рассказывали! Говорят, у них железная кровь и у всех одинаково красная, хотя люди есть и с ржавыми волосами, и с темными, и с совсем светлыми. И те, что приходили, были белолицые, но есть среди них и темнокожие как закопчённые чугунки и даже жёлтые.

— Моя Богиня! — склонился жрец перед мраморной статуей, протягивая бумагу. — Изъяви свою волю!

— Погоди-ка, — сказала Таэл, выбираясь из девушки.

Она на секунду задумалась. Плюнуть на этот жёлтый пергамент? Тогда её знак расползётся по нему белым пятном. Или приложить кольцо? На этот случай ей выдали большое медное кольцо с её именем. Плевать было веселее. Но она потёрла о ткань платья перстень и приложила к бумаге. Запахло палёным и на протянутом свитке стали видны выжженные «стрелочка» и «крестик». Она ещё немного полюбовалась твореньем рук своих под радостные вопли брачующихся и хотела вернуться к девушке, когда прямо у ворот храма услышала конский топот и радостные приветствия:

— Ратвис! Ну, наконец-то! Мы думали, ты всё веселье пропустишь! Посмотри, какие аппетитные сыроежки тебя тут заждались!

— Да, да, — что-то рассеяно отвечал он друзьям, и, спрыгнув с коня прямо у ворот, вбежал в храм.

— Моя Богиня! — он упал на колени перед мраморной статуей и с его шеи свесился подаренный Таэл кулон.

— Вообще-то я здесь, — произнесла Таэл справа от него.

Он повернулся вправо, склонившись прямо к её ногам.

— Моя Богиня! Я был на её могиле. Я молил о прощении. Это я должен был её защитить, а не она меня, хрупкая нежная бабочка. Она отдала свою жизнь, чтобы я жил.

— Поверь, она ни секунды не жалела о своей жертве, — ответила Таэл, и он словно прислушался.

— Что же мне делать теперь?

— Живи!

Он поднял на неё глаза. И Таэл растерялась под его взглядом. Боги всемогущие, он её видел! И было в его взгляде что-то такое от чего у Таэл по всему телу побежали мурашки. Ей внезапно стало холодно, а потом сразу жарко, а потом у неё начали подкашиваться колени, и она опустилась рядом с ним на холодный пол.

— Я даже представить не мог, какая ты красивая! — его глаза прожигали в ней дырку, и она прижала руки к груди в том месте, где она вот-вот должна была появиться.

 Ей было страшно и больно дышать, и весь огромный мир сейчас ужимался до размеров этой ступеньки, потому что никто никогда не смотрел на неё ТАК.

Эта хитрая бабочка не просто отдала ему сердце, она подарила ему свои возможности. Она посчитала его достойным их.

— Ратвис! — пискнула у неё над ухом Уна.

Он поднялся и подал Таэл руку.

— Извини, не помню, как там тебя, но я сегодня занят, — он мельком взглянул на девушку и улыбнулся Таэл. А потом снял кулон и повесил ей на шею: — Мне кажется, тебе он больше идёт.

Аааааааах! В едином вздохе замер весь зал. И все они смотрели на Таэл. Смотрели и не верили.

— Лопни мои глаза, — выразил всеобщее мнение какой-то толстяк, — Это же богиня!

— Смотрите! Богиня! Белая Богиня! — понеслось по залу, и кто-то закричал даже на площади.

— Бро, — пришла в себя Таэл и протянула перстень жрецу, — Возьми! Не хочу торчать здесь весь день.

— Понимаю, — зачарованно произнёс жрец, принимая перстень и, кажется, забыл закрыть рот.

 Но Таэл этого уже не видела, она чувствовала только горячую руку Ратвиса, которая тянула её за собой.

Куда? Да какая разница!

Глава 18. Чужие тайны

— А вы что-нибудь узнали? — спросил Дэн, заканчивая свой рассказ об их разговоре с Аполлоном

— Я даже не знаю с чего начать, — сказал Арсений, взъерошивая свои длинные волосы.

Это было в тот вечер, когда они с Дэном рванул сначала архив, потом застряли на Колесе Обозрения, потом метнулись в прошлое Вики. В-общем, в один из последних вечеров, когда Дэн ещё не стал так скрытен, так измучен и так несчастен, как сейчас.

— Наверно, если бы это рассказали мне раньше, это изменило бы всю мою жизнь, — начал Арсений. И Феликс почему-то поморщился от этой его напыщенной фразы, хотя не такая уж она была и напыщенная. Просто Арсений был слишком умным, слишком талантливым, слишком правильным и от всего этого «слишком» у Феликса как от сладкого ломило зубы. Правда, сейчас, когда он знал о нём кое-какие пикантные подробности, он казался ему не таким уж и недочеловеком. Обычный пацан!

— Многое ты и так знал, — возразила его девушка, присаживаясь с кружкой чая за большой стол в гостиной, который оставили здесь после новогоднего вечера. Видимо, она одна понимала, о чём он хотел сказать. — Ты сам вывел эту теорию. И как видишь, оказался совершенно прав.

Изабелла нравилась Феликсу своей строгостью, сдержанностью и лаконичностью, которая выражалась и в её манере одеваться и особенно, в её манере говорить. В общих разговорах она всё больше молчала, но всегда так точно подмечала детали, что Феликс порой даже ждал, что скажет Изабелла — часто именно её голос был решающим. Если бы Изабелла не сказала, что они пойдут в Замок вдвоём, то Арсений, наверно, до сих пор бы мялся, ждал отца, копался в своих книгах и мучился сомнениями сумеют ли они найти с Парацельсом общий язык. Что она нашла в этом папенькином сынке? Что разглядела за нарядным фасадом?