Таэл невольно ахнула, и в гробовой тишине это прозвучало очень громко.

— Девушка была вне себя от горя. Она плакала день и ночь, она умоляла Умуна забрать её, сделать своей наложницей, рабыней, ковриком под дверью, чем угодно, только вернуть парня. И Умун оживил его.

Фужер в руках Таэл накренился, но она даже не заметила, как сладкая жидкость полилась на платье, пока она не пропитала ткань насквозь. «Плевать!» — мельком бросила Таэл взгляд на испорченное платье.

— Умун забрал её, но она тосковала в Замке. Он вылечил её от любви, но она стала как бездушная кукла. Он повернул время вспять и вернул ей любовь. И только тогда он понял, что всё это время хотел счастья для себя, а должен дать счастье ей. Он был очень могущественный правитель. Он разрешил смешать кровь людей, и она смешалась. Он разрешил любые связи, что угодно, лишь бы она была счастлива.

— А она? — Элэм тоже слушал не дыша.

— А она родила ребёнка, который умер. Потом следующего, и он тоже умер. Она плакала и во всём обвиняла злых богов.

— Вот же тварь!

— Эмэн! — одёрнула его мать.

— А он?! — не выдержала бабушка Онта, словно не знала правды.

— А он приказал придумать что угодно, чтобы у её детей был шанс.

— И ты придумала? — Таэл точно знала, что это была Хранительница.

— Это моя работа, — улыбнулась Сама.

— Она была счастлива? — спросила Таэл.

— Да, но недолго. Она родила троих детей, но оказалась плохой матерью, плохой хозяйкой и плохой женой. Её красота поблёкла, она стала нервной, раздражительной, озлобленной. Гоняла мужа, орала на детей. Умун перестал за ней следить. Он проклял день, когда влюбился. Он пожалел обо всём, что сделал ради неё. Но его власть закончилась, на смену его поколению пришли их дети. Он уже ничего не смог бы изменить, да больше и не хотел.

Она встала и наполнила бокалы всем, кто их протянул.

— За любовь! — сказала Хранительница Душ, поднимая свой бокал. — Чтобы она не испортила ваши юные души!

— Ох, уж эти ваши чувства! — покачал головой Армариус, пока все с удовольствием прикладывались к напитку.

— Ох, уж эти ваши знания! — ответила ему Сама, подходя к его конторке. — Ты так рассчитываешь на них, но в споре между разумом и чувствами всегда побеждают чувства. И пусть они порой иррациональны и кажутся глупыми, но повинуясь голосу сердца, даже ошибки мы переживаем легче. Мы принимаем их как свободный выбор. А холодный расчёт делает нас  несчастными и жёстко зажатыми в тиски слов «так надо».

— Предпочитаешь быть глупой и счастливой? — усмехнулся он. — Если бы у меня была возможность доказать, я бы поспорил.

— Давай поспорим, и вдруг возможность появится? — хитро улыбнулась она.

И Таэл с удовольствием бы послушала, чем закончится их разговор, но вечер семейных тайн закончился, и под громкие разговоры о завтрашней коронации, её семья начала расходиться по своим покоям. Ей тоже пора было идти. Ведь завтра хороший день — её ждёт новая встреча с Ратвисом.

Глава 24. Неожиданная находка

Эмма увлеклась одной историей, которую прочитала в старых документах.

— Помнишь, как-то Арсений читал вам с Изабеллой легенду о брате Алонсо? — спросила Эмма, когда они с Евой спустились с холма в противоположную от городка сторону.

— Алонсо Красная Шапочка? — вспомнила Ева.

— Да, и если верить документам, то недалеко от замка действительно был бенедиктинский монастырь. Монастырь святого Алонсо.

Неужели память о нём дошла даже до ваших дней? — оживился Баз.

— Его построили недалеко от замка и даже по меркам того времени он был мал, — продолжала рассказывать Эмма. — Хотя у стен монастыря росли виноградники, и имелась своя конюшня, прославился он не этим. В лесу, который по распоряжению епископа отдали в пользование монастыря, водились очень редкие бабочки, настолько красивые и крупные, что настоятель монастыря не позволил рубить лес на хозяйственные нужды, чтобы не тревожить редких насекомых.

— Ты, думаешь, что эти бабочки до сих пор там живут? — удивилась Ева.

— Конечно, нет! Но недалеко от Берна есть Папилиорама или Сад бабочек, это тропическая оранжерея, где их, я надеюсь, сохранили.

Этих садов бабочек здесь хоть…  не один в-общем, — хмыкнул Баз.

— Тогда зачем мы идём к этому монастырю?

— Я не знаю, — ответила Эмма. — Просто с ним связана такая трогательная история. История любви монаха и знатной девушки.

Прямо уж и знатной, — снова вмешался Баз.

Но Эмма его не слышала, а Ева не стала передавать его слова. Пусть болтает, пока не надоел. Она действительно по нему соскучилась.

— История умалчивает, как оказался в этом замке монах. Но повествует о том, как появилась там девчонка. Она была просватана хозяину замка из каких-то дальних земель в жёны.

Дайте-ка подумать… как-то знакомо звучит!

— К несчастью, к тому времени пока она доехала, рыцарь этот заболел, да так и помер, не успев жениться. Но его невесту не отправили назад к отцу, а решили упрятать с глаз долой в монастырь. Ставшей  пленницей, девушке только и осталось, что ждать своей участи, да молиться. Так во время молитвы в местной церкви и увидела она юного монаха.

— Бедняжка, так он, значит, умер, — расстроилась Ева. — Монахи эти, Алонсо и его наставник, приехали как раз, чтобы захворавшему рыцарю помочь. Да и мы, то есть Дэн принял в этом участие.

Что же это будет за легенда, если там никто не скопытится? — возмутился Баз. — Выжил он, не переживай! Слушай дальше!

— В легенде написано умер, — развела руками Эмма. — В-общем, полюбили они друг друга, но он монах, а она просватана, да за знатного господина. И им бы объясниться, да сбежать. Но не те были времена.

— Эх! — вздохнула Ева. — Это точно!

Точно, не точно, но эта ваша Стаська в Алонсо втрескалась не на шутку.

— Только и оставалось им скрывать свои чувства, страдать, да иногда встречаться глазами в церкви. Страдали они молча, и люди не подозревали ничего, пока в один прекрасный день не залетела в церковь во время вечерней молитвы бабочка. Огромная чёрная бабочка. Пролетела у всех над головами и села монашеку на голову, сложив крылья. И рад бы он её смахнуть, да руки заняты — помогает святому отцу текст писания держать. Священник бубнит, а люди глаз с головы юного монаха не сводят.

 До чего ж люди до зрелищ жадные! Хоть бабочка, а уже развлеченье. Представляю, если им там голые сиськи показать!

 — «Прими наше Тебе посвящение. Будь с нами на путях веры, надежды и любви» — прочитал священник, и в этот миг бабочка раскрыла свои крылья, и зал ахнул, потому что оказалась она ярко-красной.

Не верю! Сразу должно быть видно, что она красная!

— Ты что запомнила эту молитву? — удивилась Ева.

—  Приблизительно, конечно. Так, самую малость, — ответила Эмма и на развилке дороги уверенно свернула направо. Голос её донёсся именно оттуда. — Нам сюда!

— А дальше? — Еве не терпелось узнать продолжение истории.

— «… да наступит обращение сердец» — ободрённый людским вниманием громче читает священник. А бабочка вспорхнула и под одобрительный гул толпы села на плечо девушки. «И да восторжествует добро и любовь!» — закончил свою пламенную речь святой отец. И теперь все увидели не бабочку, а взгляды, которыми смотрели друг на друга девушка и парень в монашеской рясе.

Во чешет! — толи возмутился, толи восхитился Баз.

А Эмма замолчала.

— Неужели это всё? — не выдержала Ева.

— А дальше девушку сослали в самый дальний и бедный женский монастырь, в котором она всю жизнь и прожила до смерти. Она дала обет молчания, никто не знал её печали, но в округе не знали вышивальщицы искуснее. И на всех её работах был один и тот же рисунок — черная бабочка с ярко-красным рисунком на крыльях.

О, вот это совсем ложь! Стаська ваша иголку то с ниткой в руках держать не умела, только копьё да охотничий нож. Топором махать умела. Но с вышивкой возиться. Не, это не про неё.