— А монах этот? Что стало с ним? — Ева радовалась за Стаську, но и историю хотелось дослушать до конца.

 — А монашек и стал настоятелем того монастыря, и может в память о девушке, а может просто так, разводил в своём лесу огромных ярко-красных бабочек.

Эмма замолчала, а потом её голос зазвучал где-то у Евы за спиной.

— Видишь вон ту скалу? Именно к ней и жался своими стенами монастырь святого Алонсо.

Всё тот же заброшенный вид обрушенных стен и ухоженный вид лугов ждали девушек с этой высоты. А за руинами был лес. Не такой, как вокруг замка, стихийный и беспорядочный — замшелые как старые камни монастыря деревья стояли ровными рядами, уходя вершинами далеко вверх в синее и бесконечно далёкое небо.

Если бы не листья, я бы уверенно заявил, что это криптомерия. Хотя она эндемик Японии и Китая, — видимо это было восхищение. Для Бази это было так необычно!

— Удивительно, как в такой маленькой стране может быть так просторно, зелено, чисто. И как тысячами лет лежат нетронутыми старые камни и стоят вековые деревья? — осматривалась по сторонам Ева.

— Мне кажется, нам туда, — сказал Эмма, и легкий шорох её шагов указывал Еве направление.

Хочешь, я расскажу тебе, что там было на самом деле? — спросил Баз, пока они шли.

— Спрашиваешь! Конечно, хочу!

Стаська вышла замуж за этого молодого конунга, а монашек действительно не уехал со своим наставником, а пристроился служить в этом вот мужском монастыре. И это сначала он всё прикрывался своей рясой как бронёй, но потом передумал. Переубедила ли его ваша бойкая девица или другая девица, или та самая серая сестра, что упоминается в другой легенде.

— Про Алонсо Красную Шапочку?

Про шапочку ли, шишечку ли, или даже бабочку, которая тоже была, заметь, не зелёной. Таких легенд по округе потом столько наплодили! За то, что сберёг он этих бабочек и этот лес, его и назвали потом святым. А может и не за это. Только говорят, сожгли его на костре из этих самых деревьев.

— Вот умеешь ты любую красивую историю испортить! А со Стаськой что стало?

 Так ничего. Родила она рыцарю пятерых детей. Правда, боюсь, не все они были ему родными. От монашека нашего и пошёл этот род гордо именующий себя сейчас Гард. Потому что на самом деле не сгорел он на том костре.

— Понимаю. Вознёсся?

Ну, типа того, — хмыкнул Баз. — По мнению людей, вознёсся, а по-нашему элементарно инспирировался.

Они шли так долго, что, казалось, ещё немного, и они заблудятся. И деревья возвышались над ними ровные и крепкие как сказочные богатыри, и такие же одинаковые. И Ева устала и не видела смысла идти дальше. Но Эмма тянула и тянула её вперёд.

— Я видела на рисунке. Там должна быть поляна.

— Эмма, да она давным-давно уже затянулась подлеском, кустарником, а может, заросла деревьями. Мы вряд ли её найдём.

— Я понимаю, Ева. Но я должна проверить, — упиралась она.

И когда Ева уже серьёзно настроилась повернуть назад, среди деревьев показалось солнце. Ева решила, что они прошли этот лес насквозь. Но солнце не просто светило, оно вклинивалось в тень косыми ярко-жёлтыми полосами света, словно указывая место, к которому они шли.

Будь это место в парке, наверно, здесь поставили бы лавочки. Будь это начало весны, здесь цвели какие-нибудь цветы. Но сейчас эта маленькая поляна была просто зелёной, совершенно ровной и пустой. И опускаясь на эту траву, чтобы передохнуть, уже через пару минут Ева почувствовала, что могла бы тут остаться навсегда. Таким пьянящим был этот воздух, таким густым, таким насыщенным, что хотелось его пить, а ещё просто лежать на траве и ни о чём не думать.

Это было почти невозможно — не думать. Еве никогда не удавалось просто лежать и не думать. Но независимо от её воли, мыслей в голове не было. Она чувствовала тепло пригревающих лучей, слушала звуки леса, ощущала мягкость травы, и её сил едва хватало, чтобы бороться со сном, с тягучей дрёмой, что тянула её в небытиё.

Закрыв глаза, она слышала, как рассекают воздух крылья маленьких птичек. Одна из них пролетела так близко с её лицом, что Ева почувствовала лёгкий ветерок, но открыть глаза не было сил.

— Ева, Ева, — услышала она голос Эммы, словно издалека. — Ева!

Отмахнуться от него не получалось.

— Ева, смотри! Они прилетели!

Приоткрытые веки безжалостно резало от яркого света, пришлось приподниматься на локтях.

 — Да, аккуратнее ты, всех распугаешь, — зашипела на неё Эмма. — Смотри, им нравятся твои брюки.

И когда Ева, наконец, открыла глаза, то увидела, что три огромные бабочки, только не красные, а коричневые с разводами разных оттенков шоколадного, сидели на её правой ноге, послушно сложив крылья.

— Смотри ещё одна, — восторженно поприветствовала Эмма очередную гигантскую летунью размером с Евину ладонь, приземлившуюся туда же, на правую брючину, ближе к поясу. — Мёдом им тут намазано что ли?

Ева полезла было в карман, немилосердно потеснив одно из насекомых, вцепившихся в ткань брюк своими цепкими лапками, но ничего там не нашла, кроме пачки бумажных платков.

— Твои? — спросила она Эмму, поднося упаковку к носу и принюхиваясь.

— Терпеть не могу ароматизированные платки, — прокомментировала она Евино поведение.

— Может им сама бумага понравилась? — и она подняла салфетки на вытянутой руке. Бабочки её дружно проигнорировали, продолжая обсиживать карман.

— Не может быть! — вдруг вспомнила Ева, что действительно в карман своих брюк она кое-что положила. Она аккуратно выскользнула из своего тела, чтобы не спугнуть насекомых.

Эмма сидела рядом с ней по-турецки и на ней было всё то же небесно-голубое платье. И её небесно-голубые глаза восторженно смотрели как невзрачные, хоть и большие бабочки срываются с обсиженного места и взмывают ввысь, туда, где Ева на вытянутой руке держала слегка раздавленный фрукт.

— Неужели они почувствовали плод Дерева, что остался у меня в кармане с Замка Кер? —  Ева не верила своим глазам.

— Наверно, это очень умные бабочки, — улыбнулась Эмма.

И как много плодов уже созрело? — спросил в её голове Баз. Его голос звучал глухо, словно он говорил откуда-то издалека.

— Не знаю. Но точно, они уже начали спеть, — сказала Ева беспечно.

  Не хочу тебя расстраивать, но это значит, что у нас уже нет времени.

— Что? — переспросила Эмма. — А, ты что-то поясняешь своему невидимому другу? Можно я? — она встала, протянула руку, и Ева отдала ей плод, что явно вызывал в этом лесу ажиотаж. Бабочки летели к нему со всех сторон. И держа его на вытянутой руке как олимпийский огонь, Эмма пошла с ним к деревьям.

И вместо того, чтобы потратить его на обучение, ты вынашивала чужого ребёнка, — расходился Баз как закипающий чайник.

— Ты не особо то и старался меня обучать, — Ева упёрла руки в боки как сварливая жена. — Ты тратил время на словесные перепалки, любование своей красноречивостью и черт знает что ещё. Ах, да, чуть не забыла: на плохие советы. Мне кажется, если бы не ты, я бы ни за что не поверила, что Дэн меня предал. И уж тем более, никогда бы не стала говорить этого вслух, зная, какой силой обладал мой голос. Но ты меня и об этом не предупредил.

А ты знаешь, что было БЫ, если БЫ ты этого не сделала? — спросил он, напирая на «бы», но даже не собирался ждать её ответ. — Не знаешь! Я тоже не много видел вариантов будущего, но этот видел. Там где Виктория забеременела не от Дэна, её даже просить не пришлось, так легко она избавилась от ребёнка. И мы проиграли. А в том, где ей не удалось его соблазнить, знаешь, что было там?

— Кого? Дэна или Арсения?

Никого. Ни Дэна, на Арсения, ни Феликса. Даже отчима трогать не стала. Знаешь, что было там?

Она мотнула головой, но вспомнила, что он её не видит и сказала: — Видимо, сейчас узнаю.

Да. Там Дэн будет сам предлагать ей переспать. Как тебе такой вариант событий? Именно его видела в своём предсказании её бабка. Где ей предложат лекарство, но она откажется. Помнишь что там дальше?