Он словно не замечал её проблем, продолжая свой допрос.

— Слышишь, Баз? «Чёрт! Чёрт! Чёрт!» — это и будет кодовое слово. А ты «Чёрт побери!», «Слоны идут на север!». Так и будешь молчать у неё в голове вечность.

— Да иногда уж лучше бы молчал! — откликнулась Ева. — Что это? На полу?

— Клубничное варенье. Кстати, научи свою мать варить варенье, — сказал он. — А то оно как-то вот, забродило.

— А стоит ли? — усмехнулась она.

— Вдруг пригодится, — пожал он плечами и снова показал на табурет. — А я варенье люблю.

И она села. А он ей нравился. Вот именно такой. Нечёсаный, искренний, непосредственный.

— А ты точно Аполлон? — посмотрела она на него через стол с сомнением.

— Доказательств хочешь или просто переодеться? Правда, хитон и плетёные сандалии я уже для твоего парня и его друга надевал в придачу к величественности. Так сказать, уже выгулял, засветил наряд. Могу золотой лавровый венок надеть. Хочешь?

— Нет. Поверю на слово. Значит, Баз, это тоже твоя затея? — она потянулась к тетради.

— Нет, скорее его! Ужас как вопит, — показал он на свою голову. — Боится, что я припишу себе его заслуги.

— Понимаю! — она улыбнулась и нагнулась к нему поближе, переходя на шёпот. — Случайно не знаешь, как его затыкать?

— Сам мучаюсь! — сказал он также тихо, — Но он говорит, что типа воспитанный и интеллигентный, сам знает, когда должен уйти.

— Врун!

Аполлон дёрнулся, словно его стукнули по голове.

— Возмущается! — поделился он. — Прямо рвёт и мечет.

— Красивый почерк, — сказала Ева, возвращая тетрадь.

— А Баз сказал, что я пишу как первоклассник, — неожиданно обрадовался он похвале. — Скажу тебе по секрету, стрелять из лука проще.

Повисла неловкая пауза.

— Я, наверно, должен тебе что-то сказать? — он почесал затылок. — Но Баз сказал, всё, что тебе нужно, ты уже знаешь. А слова напутствия… я как-то не умею. Может у тебя есть ко мне какие вопросы?

И Ева столько всего хотела у него спросить, но сейчас всё это казалось таким незначительным, таким лишним.

— Нет, — она уверенно покачала головой. — Хотя…

Он сосредоточился, глядя на неё такими знакомыми, такими синими глазами. Она чувствовала, как солнце припекает спину. Едва высунулось из-за горизонта, а уже так печёт.

— Скажи, как я узнаю, что пора? Мне скажет Баз или придёт СМС?

— Что? СМС? — переспросил он. — Баз говорит, это как ПМС. Это разные вещи, да?

Ева хотела было объяснить, но зачем?

— Ты почувствуешь, — ответил он. — Когда придёт время, ты почувствуешь. И это будет сильнее тебя.

— Ясно, — сказала она и встала. — Мне, наверно, пора?

Он утвердительно покачал головой, но как-то грустно.

— Да, твоя мама скоро проснётся. Я тоже не хочу уходить. Я бы остался с ней, даже если она никогда не научится варить варенье, но я чувствую, что должен идти.

— Зачем ты обязательно должен был её любить? Чтобы я родилась, зачем любить?

— Иначе ты бы никогда не родилась.

— Пожалуйста, пусть она не страдает, — она наклонилась, чтобы убрать под стол табурет, но на самом деле, глаза щипало слезами. Но она разогнулась и посмотрела на него, прощаясь. — Ты же можешь, я знаю, она никогда не плакала по тебе. Пусть по мне тоже не плачет, когда я умру.

— Ты не… — начал он, но она остановила его жестом.

— Просто сделай, как я прошу.

— Прости, я понимаю, это почти невозможно. Но я, честно, никогда не хотел…

И она снова прервала его.

— Много извиняешься!

— Что?

— Прости, прости, — передразнила она.

— Но Баз сказал, это просто для связки слов, — было забавно видеть на его лице это растерянное выражение.

Вот таким она и хотела его запомнить. С ним не хотелось расставаться, но ей действительно пора было идти.

— Хочешь совет? — она улыбнулась ему на прощанье. — Слушай База поменьше.

Дэн отмокал в ванне. Пропахший гарью, покрытый копотью. Ссадины и синяки на руках и лице — всё остальное скрыто толстым слоем пены. Он рассказывал ей о прошлом, которое ему сегодня пришлось пережить. А она сидела на широком кафельном бортике ванны, на мягком полотенце, пила вино и слушала его в пол уха. Не потому, что всё это её не касалось, а потому, что хотел её отец или не хотел, у неё была тысяча возможностей умереть и ни одной, чтобы выжить.

— Ты какая-то тихая сегодня, — сказал Дэн. — И расстроенная с самого утра. Что-то ещё случилось?

— Нет, — она убедительно покачала головой.

— А как прошёл твой день?

— Нормально. Встречалась с отцом.

— Серьёзно?! — он даже приподнялся из воды. — И что он тебе сказал?

— Ничего.

— А ты ему что сказала?

— Здравствуй, папа!

Глава 32. Другая жизнь

На площади Четырех Храмов яблоку негде было упасть. Армариус говорил, что есть такие круглые жёсткие плоды, которые иногда сбрасывают на голову тупым ученикам, чтобы они лучше соображали. Таэл не отказалась бы получить сегодня яблоком по голове. После вчерашней мортаниты голова у неё гудела и отупение — в точности то слово, которым она назвала бы своё состояние.

Кто разгонял туман, которым всё остальное время был окружен их замок, для них, для богов, Таэл не знала, скорее всего Ватэс — должен же он быть чем-то полезен. Но люди видели их балкон с навесом и огромную лестницу, ровно у подножия которой и находилась площадь.

С утра возле всех четырёх храмов всем желающим наливали напиток, хитрым способом проверяя, действительно ли он им ещё нужен. Виночерпий предлагал на выбор одну из двух чаш — большую и поменьше, но большую можно было увидеть, только уже испив напитка. Всем, кто её выбирал, грозили пальцем и отказывали. И, несмотря на то, что от мортаниты не хмелели, постоянно находились желающие выпить на халяву ещё чашечку.

Вино и прочие хмельные напитки начнут наливать после официальной церемонии. А пока, желающие занимали лучшие места и рассматривали сидящих на балконе богов в чёрно-белых одеяниях.

Если бы не отупение, наверно, всё было бы и ярче, и радостнее, и веселее — музыка, украшения, лица приодетых по случаю праздника горожан. К счастью, было нежарко, и пусть вся её большая семья мучилась похмельем, зато никто не страдал от жары.

— Зачем нас поят прямо накануне церемонии? — спросила Таэл у Армариуса, который со своей неизменной кривой улыбочкой крутился рядом.

— Чтобы перед глазами рассеялся тот густой туман, что в остальные дни окутывает этот замок, — ответил он. Что-то сегодня он был подозрительно многословен.

— У кого я спрашиваю? — вздохнула Таэл. — Энта, скажи, у тебя тоже болит голова? Или ты вчера не пила?

— Пила. Болит. — Таэл ей верила. Будь она трезва, сейчас прослушала бы лекцию о вреде пьянства.

После вчерашнего говорить никому не хотелось. Наговорились на двадцать лет вперёд.

Здесь, на площади церемония будет торжественной, но фиктивной, они спустятся, прочитают клятву, родители переложат короны на их темечки со своих голов. Потом обход по очереди всех четырёх храмов и всё.

И Таэл мужественно дождалась этой церемонии. Пробубнила слова клятвы, получила от Таал, матери Энты и Элэма, короной по лбу, проковыляла с группой товарищей по храмам, и с чувством исполненного долга под рукоплескания толпы её скрыл их уютный замок.

Люди остались пить, веселиться, отмечать и ждать вечернего представления с феерверками и огненными шоу и, конечно, Бала. А они пошли по самой длинной галерее, что была в Замке к часовне, в которой и должен проходить настоящий обряд.

После площади эта часовня с витражами и стрельчатыми окнами казалась крошечной. Шестнадцать богов и четверо Мудрейших, казалось, там едва помещались. Но на самом деле, у каждого было своё строго определённое место и его всем хватало.

Таэл, как и все остальные её юные участники, понятия не имела, что будет происходить. Все они немного нервничали возле квадратного алтаря по центру, стоя каждый у одного их четырёх углов. За спиной у каждого из них стояли все три поколения их предков, строго один за другим по диагонали. За спиной у Таэл все Белые Богини: Таал, бабушка Таол и прабабушка Таул.