— Освободи людей! — крикнул Дэн, выхватывая свой деревянный ксифос, и упирая его в грудь своего двойника. Удивительно, но под тупым лезвием он чувствовал упругое тело, а не пустоту, хоть он и казался призрачным, а для остальных и просто невидимым.

— Я не могу, — сказал он, даже не дёрнувшись. И Дэн увидел, как он выглядит, когда серьёзен и сосредоточен. — Эти фразы тысячи лет держали меня в заточении. Я не властен над ними.

— Ты заставил себя освободить! — напирал Дэн.

— Да я сам в шоке! — он развёл руками и поморщился, словно лезвие больно кольнуло его от этого движения. — И эти избранные точно облажались, если люди, которым они даровали так много, сами решили их убить. Их и своё будущее.

Грохот роняемой на пол чаши, отвлёк Дэна, но этот его божественный двойник и не собирался убегать.

Тёмное пятно жидкости растеклось по полу, тоскливым взглядом его провожал раненый Магистр. Люди сбившись в кучи, сидели на полу, кто-то зажав голову руками, кто-то в ужасе следя за происходящим. По залу ходили люди с такими же игрушечными деревянными ножами в руках, каким был меч Дэна. С безумными глазами, они выискивали красные доспехи и видимо тех, что знали в лицо.

Один из них кинулся добить раненого Магистра, но рука Командора встретила его на полпути. Проткнутый его деревянным клинком насквозь, парень схватился за грудь, но не обнаружив на своей груди ни крови, ни повреждений, как-то потерялся, осел и начал оглядываться, ничего не понимая. Что видел он сейчас вокруг?  Пустой пологий склон, заросший луговыми травами? Он вёл себя именно так. Неловко сел на землю, поводил руками по земле, сорвал какую-то травинку, и схватившись за голову, затих.

И тут только Дэн заметил, что на самом деле меч Командора попал в цель. На полу, зажимая пульсирующую кровью рану в боку, лежал парень в таких же красных доспехах с двумя буквами V на груди.

— Эдвард! — кинулся к нему Дэн. Он узнал его. Он был последним погибшим рыцарем Ордена, тем, на чьё место приняли Дэна. Двенадцатым из их команды, — Вы перебили своих!

— Скажи, чтобы доспехи усилили по бокам, — сказал он, и голова его безвольно упала.

— Эдвард! — тряс его Дэн, но душу его, наверно, с той стороны тумана, уже ждала кера. Он закрыл его пронзительно зелёные глаза.

— Арсений!  — крикнул он и только сейчас понял, какая гробовая стоит тишина. — Эдвард Одельгард, — его резануло догадкой это «гард» в конце фамилии. — Ты случайно не  знаешь, как он погиб?

— Эдвард? — подскочил к нему Арсений и в ужасе уставился на мёртвого рыцаря. — Последний по мужской линии Гард? Несчастный слу… — он запнулся. — Этого не может быть! — сказал он, не в силах отвести глаза от узкого бледного лица, обрамлённого темными волосами. — Но тело его так и не нашли.

— Этого в принципе не должно было быть, — сказал Дэн, поднимаясь и осматриваясь. — Вот здесь ещё один твой родственник.

Он на всякий случай прижал руку к шее парня, который был одним из избранных, но это было лишнее, и так было понятно, что он мёртв.

  — Не может быть! Марк! — второй раз воскликнул Семён. — Они родились с разницей в пятьдесят лет, а погибли в один день? Он просто исчез. Его посчитали оставшимся в прошлом.

И он ещё сетовал на то, что никогда не видел столько своих родственников в один день, правда, мёртвых, но Дэн уже не слушал его. Он осмотрелся, понимая, что возможность перемещаться восстановилась и люди покидали это место. Среди окровавленных тел рыцарей Ордена он искал ту, которой обещали, что она не умрёт, а убили первой. И он увидел её, и то, что так тщательно скрывал в своём прошлом Франкин. Прошлое, оставшееся в единственной памяти — памяти Кэкэчэн.

В луже собственной мочи, всё это время прикрываясь погибшей девушкой как живым щитом и притворяясь мёртвым, теперь сидел и плакал Филипп Ранк.

— Беги! — сказал ему Дэн, показывая вверх. — Уже можно!

И плюнул, когда от него и след простыл.

— Мы должны их похоронить, — сказала Кэкэчэн, закрывая синие застывшие глаза девушки.

— Почему переход открылся? — обратился Дэн к тому, которого видели только он и Кэкэчэн.

— Двадцать смертей, — ответил Ватэс. — Двадцать — это магическое число богов, так же как один оборот Луны.

— Двадцать одна, — сказала Изабелла.

— Двадцать душ потеряны навсегда. Такова была цена. А этот, последний — и он показал не в сторону Эдварда, а куда-то себе за спину, — он жив.

— Магистр? — Дэн с удивлением уставился на взлохмаченного старика, сидящего на полу. — Но ведь на него напали вторым.

— Его всего лишь ранили. Он ведь успел хлебнуть волшебный эликсир. Хотя притворялся мёртвым очень убедительно.

— Это, видимо, у них семейное, — сказал Дэн и снова плюнул.

— Но я тоже кое-что сделал, — сказал Ватэс, когда Магистр поспешно ретировался. — Чтобы ты один не выглядел тут героем, — он обратился к Дэну, но его слышали. — Все эти люди, бывшие здесь, ничего произошедшего не вспомнят.

— А мы? — спросила Изабелла.

— Все, ушедшие через предел и вот она, — он показал на Кэкэчэн.

— Не дождёшься, — огрызнулась Кэкэчэн. Вы чужие Белые Боги над нами, потомками свободного народа, не властны. Мы не признаем никаких законов, кроме законов своей семьи.

— Сдаюсь, сдаюсь, — поднял он руки. — Воинственные маленькие МоДиКа. Хорошо, ты вправе распорядиться со своей памятью как хочешь. А вам, друзья, запихивать меня обратно в этот каменный ящик, мне жить ещё рано, — сказал он. — Только у меня большая просьба, раз уж меня всё равно выпустили, дайте мне пару часов. Есть пару девушек, я тысячу лет их не видел. Ну, мы же все здесь взрослые люди, вы меня понимаете?

— Стой! — сказал ему Дэн, словно действительно мог ему помещать или запретить. — Только можно не в моём облике по бабам?

— Ээээ, — он задержался на секунду, словно и правда, задумался, — Тут уж как получится! И кстати, я помогу вам с этим, — он показал на погибших людей. — Не переживай, рыженькая!

И он видимо, стукнул Изабеллу легонько по носу, потому что Дэн перестал его видеть, а Изабелла вздрогнула и потрогала нос рукой.

Это было тяжело. Очень тяжело. Но они справились. Они перетащили все двадцать тел и уложили их ровно на каменном полу. Они прощались, закрывая их глаза, голубые, серые, светло-коричневые. Девушки, парни, женщины постарше и седые мужчины, они благодарили их, не зная их имён. И Дэн поклялся, что найдёт их имена в старых записях и запомнит. Они ждали Ватэса, чтобы похоронить их с честью. Никто не питал иллюзий, что трусливо сбежавший Магистр похоронит своих рыцарей как настоящих героев.

Ватэс сдержал своё слово. Он вернулся. Его предложение помощи было странным, но у них другого не было. Наверно, как любого всемогущего бога, его иногда заносило, демонстрируя своё могущество, но двадцать крестьянских семей в одночасье собрали весь свой нехитрый скарб и вместе с детьми, стариками и домашними животными уехали на нескольких телегах в одному богу известном направлении. Одному конкретному богу точно известном направлении. Ватэс обещал, что всё у них будет хорошо. По крайней мере, с устройством на новом месте.

В двадцати опустевших избах сложили погребальные костры — на каждого из погибших. В сгущающихся сумерках все двадцать домов запылали одновременно. Кэкэчэн отвязала свою собаку, чтобы она не лаяла на разгорающееся пожарище. До дома её мертвецки спящего отца и мужа сводной сестры, огонь не должен был дойти. Дэн видел, как далеко он стоит. Видел, как выбежала из него челядь, в ужасе наблюдая за расходившимся пламенем. Слышал, как на пожарной башне зазвонил колокол.

Но он знал, до последнего надеясь на чудо, что они погибнут. Он видел эти архивные документы о пожаре. Он понимал сейчас, что в них так не нравилось следователям — не из одного дома не выбежали люди. Ни один человек! Хотя ещё было не поздно. И толпящиеся у своих домов соседи в ужасе ждали криков о помощи, боясь подходить ближе к полыхающим домам, но их тоже не было. Они горели молча, как молча погибали те, ради кого их сложили. И только вздымались в тёмное небо снопы искр, и пламя гудело на ветру.